Пока закипал чайник, сидела, вспоминала о том, как в один из прошедших, но безумно трудных моментов, из серии тех, в которых жизнь не мила, этот громкий добродушный мужчина помог не только выйти из тупика, но и протянул работу, которая всегда лишь заманчиво дразнила моё сознание, маня своей недоступностью. Он запретил мне уйти в себя, растворившись в отчаянье, забрасывал темами и, якобы, срочными статьями: «Пиши, дорогая, пиши, не останавливайся. Нужно, очень нужно! Как когда?! Уже вчера!», звонил каждый час узнать, как идет процесс. А у меня состояние жуткое, в котором не до себя, не то, что до интенсивного написания никому ненужных статей. Правда, на тот момент я не знала, что вся эта «срочная писанина», была ни чем иным, как просто отвлечением меня от внутри происходящего, а потому писала их с той скоростью, которая требовалась: человек я такой – обязательно-исполнительный. Не обращала внимания на синие круги под глазами и слипающиеся веки. Писала, уносила готовое в редакцию, снова писала. Спала мало, ела плохо, что, скорее к лучшему. Потому что в один прекрасный день свалилась и уснула сном младенца на добрых двенадцать часов. А после пробуждения, вдруг отметила для себя, что мысли заняты вовсе не тем человеком, который с надменной холодностью объявил пару недель назад, что свадьбы не будет и познакомил меня со своей новой невестой, которой, оказывается, должно принадлежать то кольцо, что у меня на пальце; и не тем, что жизнь надо заканчивать, потому что правды нет, а люди равнодушьем убивают человечность. А заняты мои мысли были лишь тем, что я не выполнила заказ и уже не сумею успеть даже абзац накропать. Вспомнила, как с дрожью в пальцах впервые набирала номер «главного», чтоб покаяться в содеянном, вернее в несодеянном. И как Игорь Степанович произнес лишь три слова, от которых дрожь из пальцев волной перекатилась по всему телу: «Будьте добры, появитесь». И как, явившись мгновенно, быстрее, чем физически это возможно, в его кабинет, увидела картину, умиляющую своим видом: мужчина, которого я ещё минуту назад боялась как огня, мужчина, который одним своим словом мог поставить жирную точку на моей журналистской деятельности, наливал крутой кипяток в миниатюрные кружки-слоники, приговаривая при этом: «Давай, заходи, девочка. Чай пить будем. Гляди, какие у меня кружки забавные. Я-то в окно посмотрел – ты бежишь, тут чайник как раз вскипел. Садись, девочка. Расскажи мне о себе? Любопытен от природы – хочу знать больше, хочу знать всё». Как я не сползла тогда по стенке от того напряжения, которое держало меня на ногах и вдруг исчезло – я не знаю. Так же как не знаю, откуда взялись силы на длинную задушевную беседу, в которой так нуждалась.
А сейчас, по прошествии времени, глядя на этого мужчину со стороны прошлого, вижу – верно, и постарел, и поседел. Сжег себя на работе. Ведь ко всем он с открытой душой, а не все в неё с ответным добром. Эх, люди…
- Чего вздыхаешь, девочка? – громкий голос прогнал волну воспоминаний и мыслей.
- Игорь Степанович, а где те кружки?
- Какие те, девочка?
