Звонки, звонки, поцелуи… Сидим, щёлкаем клавишами и кнопками, разбавляя осеннюю скуку спутанными мыслями. Неужели так будет вечно? Неужели всё исчезнет, так и не дав ощутить Вселенский смысл Бытия?

-         Сыграем в «крестики-нолики»?

-         Глупейшая игра. Я не хочу.

-         Зря - всё, какое-никакое времяпровождение.

-         Вот именно. Никакое.

-         Лучше сидеть и думать об исходе и накручивать себя тем, что может и не случиться?

-         Нет. Лучше играть в «крестики-нолики».

-         Сделаю вид, что не заметил твой сарказм.

Снова бросил взгляд на безликий пейзаж больничного окна. Промозглый серый дождь мелко капал на нервы, разъедая их, словно серная кислота. Время тянется тугой резиной, наводя на мысль о суициде.  

 -    Почему всё так несправедливо получается? Почему она ничего нам не сказала?

      -    Потому что не хотела.

      -    Мы ведь ей не чужие.

      -    А кто мы ей? Чужие и есть. Хотя, возможно, она просто не хотела нас расстраивать и в этом заключается то высшее чувство, которое зовётся любовью к ближнему.

      - Ты не понимаешь! Ей было плохо, хреново ей было! А мы сволочи-потребители заходили в гости лишь тогда, когда нам было нужно. Скажешь, что не так? Я за солью, ты за сексом. И, получив нужное, незаметно исчезали.

     - У каждого своя жизнь, и каждый волен ею распоряжаться, как хочет.

     - Неправда! Лишь Господь Бог волен распоряжаться нашими судьбами!

     - Фатализм. Я не верю в Бога и когда с теми, кто близок, случаются подобные вещи, я перестаю верить в него окончательно.

    - Как всё глупо и нелепо. Думаешь, она умрёт?

    - Думаю, что не имеет право, а значит выживет.

    - Расскажи, как ты с ней познакомился?

    - Чтоб удовлетворить твой интерес? Ничего в этой встрече не было романтичного или высокопарного. Мы просто в тот день ехали в одном автобусе. Мне понравился её взгляд, и я подумал, что хочу в одно прекрасное утро стать первым, кто его увидит.

    - А говоришь никакой романтики…

    - Женщины своеобразные существа. Я тебе говорю о том, что хотел с ней провести ночь. Тупо, плоско и безо всяких многодневных ухаживаний, а ты видишь в этом романтику. Вам преподнеси бокал, в котором вода из лужи, воткни в него китайский декоративный зонтик и вишенку, разрекламируй красочно и тут же покажется, что вкуснее этой амброзии вы никогда не пили.

   - Ты противный! Злой, некрасивый и противный! Она из-за тебя хотела умереть. Вот ни на грамм в этом не сомневаюсь!

   - А зря. В отличие от тебя она умела принимать ситуации и слова трезво.

   - Я тебя ненавижу!!!

   - Молодые люди, можно потише?! Вы находитесь в больнице, а не на митинге. Если не прекратите, то я буду вынуждена попросить вас выйти из отделения, - уставшая дежурная медсестра смотрела на нас обжигающим взглядом, поджав губы в тонкую струну.

Мы замолчали и снова корчились от внутренней боли, когда капли серого дождя попадая на нервы, разъедали их. Ожидание тянулось вечность. Я чувствовал себя виновным за случившееся. Всё верно. Мы заходили к ней, когда нам это было либо удобно, либо нужно. Я просто не хотел произносить в слух мысль о своей принадлежности к её боли. Произнести, значит признаться. Тогда пути назад попросту станут отрезаны и я навсегда погружусь в болото причастности и вины. Тогда придётся брать ответственность и с широкой улыбкой приносить в стены, пропитанные болезнью, апельсины в пакете. Тогда придётся произносить глупые слова о мерзкой погоде и пытаться подбадривать радужными планами на предстоящее лето. Я не умею этого делать, я не желаю никому врать.

   - Ты меня обвиняешь в том, что мне от нее только секс был нужен…

   - Да что ж ты такой неугомонный-то??? Я просто не хочу больше с тобой разговаривать. Мне противно, понимаешь? А ещё прекрати говорить о ней в прошедшем времени. Имей уважение.

   - Как скажешь. Я тоже, знаете ли, не в восторге от Вашей компании. Просто хотелось немного уточнить кое-что. Я не любил её. Простите, не люблю. Мне с ней приятно находится в квартире, постели, в ICQ, мне нравится её чувство юмора и трезвость взглядов. Но не больше! Я не хочу, чтоб она стала матерью моих детей. Это, по крайней мере, честнее, чем заходить с бутылкой вина поплакаться в жилетку о том, что бросил очередной утырок. Ты думала хоть раз о том, может она не хочет сегодня пить вино? Может, она хочет сегодня выпить водки или просто посмотреть сериал и вновь начать вязать сто лет назад начатый свитер? Ты не имеешь права меня обвинять! Ненавидеть – это - пожалуйста. Это сколько душе Вашей будет угодно. Но обвинять не позволю. Ты тоже мразь, какой свет не видывал.

Я заткнулся на полуслове. При всей моей твердости духа и хирургической хладнокровности, я не терплю, когда женщины плачут.

   - Ну ты чего… Не надо, не плачь. Всё будет хорошо. Ты не обращай внимания на мои слова. Это от безысходности.

   - Ты прав. Прав до последнего слова. Я завидовала ей. Знаешь, я хотела однажды даже переспать с тобой, чтоб самоутвердиться. Помнишь, зашла как-то, когда ты был у неё?

   - Да я ж не дурак, я понял это сразу, как только тебя впервые увидел. Но я не сплю с теми, чей взгляд мне не нравится. И у тебя шансов как не было, так и нет.

   - Вот что не так с моим взглядом, ответь?

   - Всё так. Это мой фетиш, о смысле которого не знаю даже я.

   - Слово странное…Фетиш… Как-будто утюг бельё ошпарил. Гадкое слово. Ситуация гадкая. И мы с тобой гадкие.

   - Мы не гадкие. Мы люди.

Размахнувшись, в стекло влетел кленовый лист и прилип. Ветер трепал его, в итоге оторвал и погнал дальше, как бездомная собака, которая, доверяя инстинкту, гонит по шумному двору рыжую кошку. Как-то сразу стало вдруг одиноко и холодно. Я бесконечно могу бросаться словами о свободе  равенстве, а в душе оставаться червем и бояться одиночества и темноты. Она умрёт, я чувствую, как душа её подслушивает мои мысли, сидя у меня на коленях. Боже, как же стыдно! Невыносимо стыдно за то, что не сумел и врал, да и продолжаю обманывать. А кому вру-то? Себе. Да, я сволочь, но никто в жизни не имеет право обвинять меня в этом. Да, я хочу свой дом, хочу любимую женщину рядом и вечерние долгие разговоры. Я соглашаюсь с тем, что за эти тридцать пять лет ничего не достиг из желаемого, но, надо отдать должное, и не потерял. Люди, почему так сложно признаться самому себе в том, что ты дерьмо, ничтожество?

   - Ты же умный человек, с другим она бы не стала спать…

   - Прости, меня сейчас стошнит. Спят не потому, что человек умный или глупый.

   - Тогда бы просто не стала бы встречаться с тобой.

   - Мы не встречались. Мы спали. И мой интеллект вряд ли имел к этому какую-либо роль.

   - Дай мне…

   - Не дам

   - …сказать. Хватит!!!

Обиделась, замолчала. Пускай. Мне не нужны эти пустые разговоры. Я хочу одного. Я хочу самую малость. Я атеист, но Боже, прости её и дай ей силы выжить. Я хочу жить с ней. Я хочу иметь кучу сопливых детишек, лабрадора и загородный дом. Боже, я пойду в церковь, Господи, ты один знаешь нашу маленькую тайну, ты видишь мою принадлежность к тебе и знаешь, куда я спрятал маленький крестик, который при рождении, без моей доброй воли и осознанности  происходящего, моя крёстная мать повесила мне на шею. Господи, ради этой мелочи, ради нашего общего и такого малого – дай ей ещё один шанс… Дай ей выжить!!!

   - Молодые люди, идите и выясняйте свои отношения на улице. Как вам не стыдно? Мы тут ишачим как проклятые, изо дня в день сначала вытаскивая с того света людей, чтоб потом вытаскивать из-под них дерьмо и учить учиться жить заново. Много вас тут таких. Только и ждёте, когда доктор скажет о том, что вытянуть не удалось. Вам и лучше – нет человека, нет проблем. А только скажет, что спасли, что живет дальше и где вы все потом? Тьфу. Лицемеры! Выйдете из отделения, а то охрану позову!

Мне не хочется с ней спорить. Она устала. У нее дома муж и дети, а она, вместо того, чтобы отдавать им любовь равнодушно выносит судна за неудачниками, за людьми, которые попались в руки коварной жизни. Я встал, подал руку своей оппонентке:

   - Пошли отсюда.

   - А как же…

   - Да никак. Всё  потом.

   - Пошли, а куда?

   - Тут рядом кафе есть. Посидим, выпьем немного, да вернёмся. Я думаю, что всё закончится скоро.

   - Умрёт?

   - Можно, я промолчу? Я не провидец, не оракул. Я никто. Я просто могу предполагать то, чем Он располагает.

Мы идем по мутной улице, подёрнутой пеленой тоски и безразличия. Я теряю Её – самого дорогого в этой жизни человека и от собственного бессилия хочется упасть на землю, как в детстве, орать и биться в истерическом припадке пятками об асфальт.

   - Может и к лучшему, что умрёт?

   - Молчи, идиотка... Пошли, выпьем по соточке.

   - Я не пью водку.

   - А я тебя и не спрашиваю. Я ставлю тебя перед фактом.

В этой забегаловке кроме водки ничего и не было. Пустые круглые столики давно скучающие по хорошей уборке, одиноко с фальшивым фарсом выпячивали свои ножки. Стулья, липкие от сотни задниц, всё лето сидевших на них, грустно смотрели на нас как на нежданных гостей. Выбрав столик у окна, мы тупо уставились на панораму осеннего вечера. Пока ждали официантку – не проронили ни слова. Приняв заказ, та плавно ретировалась и видимо, не собиралась возвращаться обратно.

   - Ты видел её телефон?

   - Видел, конечно. Что за вопрос?

   - Ей часто звонили?

   - При мне? Нет. Не часто.

   - Знаешь почему?

   -Думал, что просто отключала его, когда мы встречались. Ну, или как-то предотвращала…

   - Нет. В её телефонной книжке было всего два номера. Твой и мой.

   - Врёшь. Этого не может быть! Как??? Это невозможно!

   - Понимаешь, какие мы сволочи? Мы для неё были самым дорогим в жизни, но в нужный момент, именно в тот, когда действительно было нужно, нас не оказалось рядом. Она мне звонила за несколько минут до этого…

   - А ты?

   - А я мужику минет делала.

   - И как?

   - Да никак. Как всегда. А ей рявкнула, как шавка, что занята и перезвоню позже…

   - Сволочь ты.

   - На себя посмотри...

   - Мне тоже звонила.

Выпив рюмку водки, вкус которой даже не оглушил лёгкие, закрыл глаза. Она мне звонила и плакала в трубку. Она говорила о том, что тяжело больна душой, что живет как растение – от солнца до солнца и нет ничего, и смысла нет тоже. Я смеялся, говорил какой-то бред о том, что всё смертно и ни в одном из действий этого смысла она не найдёт. Я раскачивался  на табурете и делал оправдывающие ситуацию знаки девушке, сидящей напротив. Как её звали? Света? Вероника? Не помню. Безликое создание, на которое я променял самое дорогое в жизни.

   - Что ты ей ответил?

   - Что в жизни смысла нет.

   - Сволочь…

Она выбросилась с шестого этажа. Чудом осталась жива, но операция по собиранию её тела в однородную субстанцию длилась уже четыре часа. Я знал об исходе. Её душа, сидя у меня на коленях, пила сейчас водку за упокой.

Мы разошлись, не глядя друг другу в глаза. На похоронах было удивительно много народу для такого замкнутого на себе человека. Я закрыл руками лицо, когда каждый на прощанье сыпал горсть земли на крышку гроба и слушал глухое презрительное молчание. Бесследно исчезало моё потерянное счастье, моя жизнь и её смысл. «Отче наш, сущий на небесах...»

Звонки, звонки, поцелуи…